В стране невыученных уроков - 3

Лия Гераскина

В стране невыученных уроков — 3

Я часто слышу, как мама и папа вспоминают разные случаи из своего детства, юности и совместной жизни и при этом вздыхают и заканчивают свой разговор фразой: «Боже мой! Как быстро летит время!»

Время летит! Почему я не чувствую, что оно «летит»?

— Ты еще слишком мал, чтобы понимать это, — говорит папа. — В детстве никто не чувствует, как летит время, а вот когда становишься старше…

Наверно, мое детство кончилось, потому что для меня время, в котором я учился в пятом классе, пролетело очень быстро. Наверно, потому, что особых приключений, кроме второго путешествия в страну невыученных уроков, у меня не было.

Женчик, простите, Женя и Люська стали нормально учиться. Но не все в нашем классе шло по-прежнему. Случилось то, чего никак нельзя было ожидать.

Катя Пятеркина, которую учителя ставили нам в пример, Катя, у которой в дневнике были одни пятерки, к удивлению учеников и огорчению учителей почему-то стала пропускать занятия, не выполнять домашние задания и нахватала двоек.

А началось все с того, что она увлеклась рок-музыкой. Зачем ей это было надо? Непонятно. Думаю, на нее повлияло то, что друзей у нее в классе не было, но в этом она сама виновата. А главное, на мой взгляд, не только в этом. На нее повлияли уроки пения. Странно? Да, но это факт. Наш новый учитель пения Федор Иванович решил подготовить к концерту, который должен был состояться в конце учебного года, хоровые и сольные номера. Я, честно говоря, не очень люблю уроки пения, тем более что ни слуха, ни хорошего голоса не имею. Но Люська любила эти уроки и никогда их не пропускала. И вот она-то и рассказала мне, что, по ее мнению, повлияло на Катьку в худшую сторону. Я не очень-то поверил Люське, но дальнейшее поведение Пятеркиной доказало, что в чем-то Люська была права.

Федор Иванович искал среди своих учеников солистов. Нашел мальчика и девочку из нашего пятого класса. Мальчик — Сережа Петров — этот факт воспринял нормально, а вот девочка — наша гордость класса Катя Пятеркина — возомнила о себе черт знает что!

Один раз я слышал, как она пела. Не буду врать — здорово пела. Голос — как серебряный колокольчик. Совсем не такой, каким она говорит. Наверно, Федор Иванович слишком расхваливал ее голос. Она и так считала себя умнее и красивее всех девочек нашего класса, а тут ко всем ее достоинствам прибавился еще и редкой красоты голос.

Люська рассказывала, что как-то на уроке учитель пения сказал Катьке: «Будешь хорошо учиться пению — станешь прекрасной певицей. У тебя хороший слух и редкой красоты голос. Смотри, не зарывай свой талант в землю! Учись и развивай этот божественный дар!»

Вот с этого и началось. Для Кати уроки пения стали самыми главными. Мало того, она записалась в детский хор, и ее сразу сделали там солисткой. Уроки музыки тоже отнимали у нее много времени.

Школьные занятия стали интересовать ее все меньше и меньше. Однажды учитель математики, удивленный тем, что она не смогла ответить на его вопрос, спросил:

— Что с тобой, Катя? Ты ведь лучше всех в классе решала задачи. Может быть, ты нездорова?

— Я здорова, — сердито буркнула Катя, — просто я поняла, что ваша математика никогда в жизни мне не пригодится. Зачем же мне тратить на нее время?

Мы все были поражены ее ответом.

— Может быть, тебе и физика и химия тоже не нужны? — поинтересовался учитель.

— Ни физика, ни химия, ни многое другое. Я учусь музыке и пению. Изучаю нотную грамоту и сольфеджио. Подумайте сами, зачем мне ваша математика?

— Ошибаешься. Запомни — среднее образование необходимо человеку, какую бы профессию он себе ни избрал, каким бы талантом он ни обладал.

Катя пожала плечами и ничего не ответила учителю.

Она все чаще и чаще пропускала занятия в школе. И к концу учебного года нахватала немало троек и двоек, чем очень огорчила учителей и едва не осталась на второй год в пятом классе. Но ее все-таки перевели в шестой. Ведь столько лет она была лучшей ученицей класса. Учителя надеялись, что она в конце концов поймет, что обладание хорошим голосом вовсе не позволяет так наплевательски относиться к занятиям. А если Катька что-нибудь решила…

Но хватит о ней! В шестом классе у нас появились новые учебники. Учиться стало интересно, но главным событием для меня, сознаюсь, было не это.

Как-то вечером к нам пришел папин сослуживец Семен Гаврилович. После вечернего чая и разговоров на разные темы он вдруг каким-то извиняющимся голосом сказал:

— Вот что, ребята… не знаю, как и сказать… У меня к вам огромная просьба…

— Говори, — ответил папа, — мы же твои друзья. Чем можем — поможем. Я знаю, что тебе предстоит длительная командировка за рубеж… Может быть…

— Вот именно! — перебил папу Семен Гаврилович. — В этом-то и все дело. Вы знаете, что семьи у меня нет. Родственников тоже. Но у меня есть попугай-какаду. Что мне с ним делать? Знакомые, которым я раньше пристраивал моего Жако, уехали из нашего города… Не в зоопарк же его отдавать… Он там с тоски помрет.

— Отдайте его нам! — закричал я. — Я всегда мечтал о попугае.

— Витя! — строго одернула меня мама. — Никогда не вмешивайся, когда говорят взрослые.

— Ну почему же? — возразил наш гость. — Я знаю, что Витя любит животных, и моему Жако будет у вас хорошо, конечно, если вы согласитесь.

— Я бы согласился, — сказал папа, — но вот что меня пугает. Витя действительно любит животных и, если он сильно привяжется к попугаю, а твой Жако полюбит Витю…

— Ну, это пустяки, — махнул рукой Семен Гаврилович. — Мой Жако никогда меня ни на кого не променяет. Я столько раз оставлял его у друзей, когда уезжал в командировки, и он всегда с радостью возвращался ко мне.

— Ну что ж, — сказал папа. — Неси свою птицу.

— Скоро у нас будет настоящий зверинец, — засмеялась мама. — Пес, кот и попугай!

— Но это же временно, — успокаивал ее папа.

На другой день Семен Гаврилович привез попугая. Это был зеленый красавец какаду, его плечики украшали красные перышки. Он сидел в большой клетке и внимательно оглядывал папу, маму и меня.

Семен Гаврилович открыл клетку. Попугай вылетел и сел ему на плечо.

— Познакомься, Жако, — сказал наш гость. — Это Витя.

Жако слетел с плеча хозяина и сел мне на плечо.

— А он не выклюет Вите глаза? — испуганно спросила мама.

— Попка не дурак, — возразил Жако.

— Неужели он понимает, о чем речь? — удивился папа.

— Конечно, нет, — ответил Семен Гаврилович. — Просто я научил его только этим словам. Да и прежние его хозяева, а их у него было немало, ничему его не научили. Но это добрая и умная птица. Она не доставит вам никаких забот и неприятностей. Корм для него я принес.

— Не знаю, — в растерянности развела руками мама, — как отнесутся к нему наши звери. Пес и кот.

— Не бойтесь. У меня тоже были и кот и пес, и никто никого не обижал. Правда, Жако?

— Попка — не дурак, — повторил попугай.

— И у нас уживутся, — уверял папа. — Я тебя провожу, и по дороге ты мне расскажешь, как и чем его кормить.

Семен Гаврилович горячо поблагодарил нас и ушел вместе с папой.

Вот так поселился у нас Жако. Клетку его я перенес в свою комнату. Но он только спал и ел в ней. Когда Рекс подошел к нему и тщательно стал его обнюхивать, я очень боялся, что Жако клюнет его в морду. Но Жако даже не пошевелился. Кузя к нему не подходил и только разглядывал птицу, лежа на подоконнике.

В первую же ночь, когда мы — я, Кузя, Рекс и Жако в своей клетке — спали, я неожиданно проснулся оттого, что кто-то сказал: «Как вы думаете, Кузя, будет ли хозяин любить эту птицу больше, чем нас?»

— Ну что ты, Рекс, — ответил знакомый голос Кузи. — Не ревнуй. Ревность — плохая штука. У нашего Вити доброе сердце. Всем нам найдется место.

Я затаил дыхание, ожидая, что скажет Рекс, но вместо него услышал чей-то незнакомый голос:

— Такого умного кота я встречаю впервые в жизни.

«Кто это? — замирая от удивления, подумал я. — Это сказал не Рекс, значит… Жако? А его хозяин уверял, что он может сказать только одну фразу: „Попка не дурак“. Плохо же он знал своего Жако. Мне говорили, что попугаи умеют говорить, но я также знаю, что они просто подражают голосу людей и совсем не понимают смысла заученных слов. Непохоже, чтобы Жако не понимал смысла своих слов».

Я перевернулся на другой бок, кровать скрипнула. Никто больше ничего не сказал, и я заснул, дав себе честное слово никому не говорить том, что слышал этой ночью.

Проснулся я рано и лежа раздумывал о том, что же мне делать? Если Рекс, Кузя и Жако начнут разговаривать каждую ночь, я не буду высыпаться. Попросить их помалкивать? Купить затычки для ушей? Нет, это не выход! Ведь мне так интересно подслушивать их разговоры. Успокоился я на том, что вспомнил, как быстро засыпаю.

В шестом классе учиться было интереснее, чем в пятом.

Особенно меня увлекала история нашей страны. Правда, о многих фактах истории я уже знал из книг. Но в них наряду с историческими событиями было немало вымыслов. А в учебниках вся правда о твоей Родине.

Путешествие в страну невыученных уроков здорово сдружило нашу троицу — Женю, Люську и меня. Мы все помнили и соблюдали нашу клятву, и наше путешествие было и осталось тайной. Никто не знал, что повлияло на них, почему они изменили свое поведение и куда девалась их лень. Они радовали учителей своими успехами в учебе. И только я знал, почему произошла такая перемена в их отношении к своим обязанностям.

А мне, признаюсь, пришлось недавно покраснеть.

Как-то на большой перемене я случайно встретился с директором школы Виктором Васильевичем. Я поздоровался с ним и хотел пройти мимо, но он меня остановил.

— Тезка, — сказал он. — А я у тебя в долгу.

— За что? — удивился я.

— Как — за что? А кто вытащил своих товарищей из кучи двоек по моей просьбе?

Я очень смутился. Так хотелось рассказать ему всю правду. Но я знал, что он поднимет меня на смех и велит выбросить из головы эту «дурь» — сказку о стране невыученных уроков…

— Ничего не может быть хуже, чем похвала за незаслуженные поступки.

Дни шли за днями. Дома все было по-прежнему. Я больше не слышал упреков от папы, что у меня слабая воля и нет никакого характера. Наоборот, папа часто вечерами играл со мной в шахматы и просил рассказать, что и по каким предметам мы проходим, и, выслушав меня, весело говорил: «Молодец! Я был таким же в твоем возрасте. Ты весь в меня!»

Мама тоже больше не говорила: «Витя — горе ты мое!» Слова, которые я терпеть не мог! А как часто я их слышал, когда учился в третьем и четвертом классе!

Хорошо было у нас дома. Вечерами мама часто играла на пианино, после того как мы с папой сражались с переменным успехом за шахматной доской. После обеда я гулял с Рексом, а вернувшись с прогулки, садился за уроки. Я пытался научить Жако говорить, но безуспешно. Но я все равно очень любил его. Он тоже радовался мне. Всегда садился на плечо, клювом осторожно трогал мое ухо и что-то лепетал по-птичьи. Изредка я просыпался ночью, подслушивал разговоры своих друзей, но засыпал, почти всегда забывая, о чем у них шла речь. Я себе представляю, что сделали бы мои родители, если бы я раскрыл им эту тайну. Во-первых, они бы мне не поверили, во-вторых, пристроили бы куда-нибудь Кузю, Рекса и Жако, и, в-третьих, показали бы меня детскому психиатру. Нет уж, лучше я буду хранить свою тайну.

Уроки мы почти всегда готовили втроем. Я, Женя и Люська. Это было гораздо веселее и интереснее, чем заниматься одному. Женя очень изменился, и это все заметили. Прежде всего он запретил своей бабушке провожать его в школу из дома и из школы домой; в его дневнике поселились и четверки, и даже пятерки. Люська тоже отказалась от привычки поручать своей бабушке решение задач. Справлялась сама. Катя, увлеченная изучением нотной грамоты, уроками пения, спевками в детском хоре, разучиванием песен, сильно отстала от нашей троицы. Случалось, что она списывала у Жени. Они как бы поменялись ролями. Но, как выяснилось впоследствии, это ей мало помогало, и количество двоек в ее дневнике все увеличивалось.

И вот однажды к нам на урок английского языка, который вела новая учительница, пришел директор школы.

Анна Петровна была заметно смущена его присутствием. Потом взяла себя в руки и хорошо провела урок. На ее счастье, она не вызвала Катьку. Та бы наверняка испортила дебют молодой учительницы. Приятно было и то, что Женя отлично ответил на ее вопросы по-английски.

Это был последний урок, и после звонка мы стали расходиться по домам. Я уже вышел в коридор, когда директор остановил меня и сказал: «Загляни ко мне в кабинет минут через пять».

С тяжелым сердцем я «заглянул» к нему в кабинет.

— Ты догадываешься, зачем я тебя пригласил? — спросил Виктор Васильевич.

— Нет. Вроде я ничем не провинился. Плохих отметок в моем дневнике тоже нет.

— Садись! — приказал директор, не обратив внимания на мои слова.

Я сел, он молча протянул мне школьный дневник.

Я недоумевал. Дневник? Но мой дневник лежал у меня в ранце.

— Прочти, — сказал директор, видя, что я ничего не понимаю. — На обложке прочти, — посоветовал директор.

Я прочел: «Школьный дневник… Екатерины Пятеркиной». Неужели он опять попросит меня…

К сожалению, я не ошибся. На этом дневнике правдивее была бы надпись «Дневник Екатерины Двойкиной».

— Мне кажется, тезка, — мягко сказал Виктор Васильевич, — что, окончив школу и педагогический институт, ты станешь отличным педагогом.

«Только этого мне не хватало! — подумал я. — Меньше всего я бы хотел стать педагогом».

— Вы меня вызвали, чтобы убедить стать педагогом? Но ведь я только в шестом классе…

— Понимаю, — снова перебил меня директор, — ты прав. Я вызвал тебя по другому поводу.

— По какому?

— Ты держишь в руках этот самый повод, — усмехнулся Виктор Васильевич.

— Вы хотите, чтобы я…

— Вот именно, Витя, именно это я и хочу. Сам понимаешь, талантливая девочка, гордость класса, та, которая, как были уверены все педагоги, окончит нашу школу с золотой медалью, обнаружив в себе талант певицы, решила, что… впрочем, что тебе говорить, ты лучше меня знаешь, что она решила, да и решение можно прочесть в ее школьном дневнике. Это ужасное заблуждение. Неужели тебе не жаль эту пусть самодовольную, пусть эгоистичную, но несомненно талантливую девочку, которая, не зная что творит, может испортить свою жизнь? Не имея среднего образования, она не сможет получить и высшего. Необходимо убедить ее понять свое заблуждение. Это трудно, потому что она самолюбива, грядущая слава затмила ее светлый разум. Боюсь, что она решит бросить школу. Тебе все понятно?

— Да. Непонятно только, чем я могу ей помочь. Простите, Виктор Васильевич, а вы сами как директор школы пытались ее разубедить?

Он немного помолчал, нахмурился и тихо сказал:

— Пытался… Бесполезно.

— Так чего же вы ждете от меня? Она не слушает ни учителей, ни родителей, ни директора школы, а я…

— У тебя дар воздействовать на своих сверстников. Ведь смог же ты сделать это для двоих почти безнадежных лентяев и двоечников.

— Это совсем другое, — возразил я, — они были нормальными бездельниками, избалованными своими бабушками, а не воображали себя гениями, как Катька.

— Витя, — вставая, сказал директор, — я понимаю — трудно. Но считаю, что возможно. Постарайся. Мне очень жаль эту девчонку. Прошу тебя.

— Постараюсь, — уныло произнес я, — но уверен, что ничего из этого не выйдет.

— И все же я на тебя надеюсь. Иди. Желаю тебе удачи. Я верю в тебя.

Я вышел из кабинета директора. Ну и груз навалил он на мою душу. Он в меня верит. Спасибо. А верю ли я сам, что смогу переубедить Катьку? Да она плевать на меня хотела. Что я мог предложить? Заниматься со мной, Женей и Люськой? Смешно!

— Почему ты такой невеселый? — спросила мама, подавая мне тарелку супа. — Ешь и даже не замечаешь, что ты ешь. А я приготовила твои любимые пельмени.

— Просто устал, — ответил я маме.

Позвал Рекса и отправился с ним гулять. Во дворе встретил Люську.

— Катька сегодня опять двойку схватила! — злорадно сказала она.

— А тебя это радует?

— Ты забыл, как она смеялась над нами, когда мы получали двойки? Вспомни, как она явилась «подтягивать» нас. Теперь мы можем ее «подтянуть».

Рекс нетерпеливо дернул поводок. Я отошел от Люськи, отпустил Рекса побегать и сел на скамейку. Рекс несколько раз обежал двор, вернулся, положил мне лапы на плечи и лизнул в нос.

— Перестань! — строго сказал я псу. — Тебе только бы бегать и резвиться, а у меня серьезные заботы.

Рекс нагнул голову набок, посмотрел мне в глаза и жалобно взвизгнул.

— Что? Рассказать тебе, какие заботы?

Рекс опять взвизгнул.

— Ладно, расскажу. Может, на душе легче станет. Катька! Помнишь ее? Такая задавала. Да где тебе помнить? Ты в прошлом году еще щенком был… В день моего рождения она меня высмеяла… Но не в этом дело. Вот эта самая Катька, лучшая ученица нашего класса, нахватала двоек полный дневник. И есть опасение, что она бросит школу. Да что я тебе все рассказываю. Тоже хорош, нашел себе собеседника! А сказать мне кроме тебя некому. Думаешь, мне приятно, что директор школы просит меня заставить эту Катьку снова стать лучшей ученицей, гордостью и примером для нашего класса? Ничего себе задачка? И директор еще говорит: «Я тебе верю, Витя, ты сможешь». А что я смогу, а, Рекс?

Рекс снова лизнул меня и взвизгнул.

— Понял, ты есть хочешь. Ну, пойдем. Пора уроки делать! Знаешь, сколько нам задают? Твое счастье, что ты не учишься…

За ужином папа тоже заметил, что я какой-то невеселый.

— Сыграем в шахматы? — спросил он. — Что-то ты сегодня не в духе, сынок.

Сели играть, и я проиграл партию.

— Что с тобой, парень? — спросил папа, вглядываясь в меня. — Разве так ходят конем? Может быть, двойка?

— Да что вы с мамой пристали ко мне! Нет у меня ни одной двойки. Даже тройки нет. Ясно? Неужели не может быть у человека плохого настроения без всякой причины?

— У взрослого человека может быть, — спокойно сказал папа. — Какое-нибудь неприятное воспоминание или еще что-нибудь, не радующее душу. Но чтоб у такого мальчишки, как ты? Сомневаюсь!

— Спокойной ночи! — ответил я и отправился в свою комнату. Рекс побежал за мной.

— Доброе утро! — крикнул Жако.

— Какое утро, — удивился я, — когда скоро ночь! Попка дурак!

— Попка не дурак, — возразил Жако.

— Заткнись! — крикнул я и стал раздеваться.

Кузя громко мурлыкал, растянувшись на подоконнике. Рекс улегся на свой коврик и смотрел на меня, не отводя глаз. «Скорей бы уснуть, — подумал я, бухаясь в постель, — уснуть, чтобы ни о чем не думать». И вдруг услышал…

— Ум хорошо, а два лучше, — проворчал Жако.

«Почему Семен Гаврилович уверен, что Жако ничего не говорит, кроме фразы „Попка не дурак“?», — с недоумением подумал я.

Кузя заснул. Перестал мурлыкать. Чуть посапывал во сне и Рекс.

«Черт бы побрал эту дуру Катьку, — злобно подумал я. — Обалдела от своего голоса, а я отдувайся. Директор ее жалеет еще. Надо же, как изменилась! А была такая правильная до тошноты. Вот что делает с человеком жажда славы».

Ругая про себя Катьку, я незаметно уснул.

— Что с ним случилось? — услышал я сквозь сон голос Кузи.

— Кузя, пожалуйста, говорите тише, — попросил Рекс. — Наш Витя очень огорчен. Не знаю, правильно ли я понял его и Люську. Они говорили о том, что какая-то Катька получила много двоек.

— Какая-то Катька! — проворчал Кузя. — Это та самая Катька, которая испортила Вите в прошлом году день рождения. Но в то, что она получила двойку, я не верю. Она такая зубрилка. У нее всегда одни пятерки. Это все выдумки Люськи, она так же глупа, как ее кошка Топси. И вообще, при чем тут Витя, даже если Катька и получила двойку?

— Мне кажется, Витя огорчен потому, что директор школы поручил ему заставить Катьку взяться за ум и исправить все свои плохие отметки, — сказал Рекс. — Он однажды попросил Витю как отличника помочь Люське и Женчику начать…

— Знаю, знаю, — прервал его Кузя. — Я тогда очень боялся, что вы с Витей не вернетесь из страны невыученных уроков.

— Директор просил Витю повлиять на Катьку, — продолжал Рекс. — Витя, конечно, этого сделать не может, и поэтому он очень расстроен.

— Ты-то откуда это знаешь? — удивился Кузя.

— Он мне рассказал, когда мы были во дворе. — И Рекс слово в слово передал мой рассказ. Ну и память у пса!

— Я беспокоюсь о нем, — произнес с чувством Рекс, — и не знаю, как ему помочь.

— Поживем — увидим, — зевая, ответил Кузя.

— Чужую беду рукой разведу, своя пришла — ума не приложу, — послышался из клетки голос Жако.

«Они все знают! — подумал я. — Сегодня в ночные разговоры включился и Жако. Ну и дела! Что бы сказали мама и папа, если б узнали об этом?»

Утром, плохо выспавшийся, я поплелся в школу. Катька в школу не явилась. Я даже обрадовался, что сегодня мне не придется говорить с нею. Да ни за что Катька не пожелает, чтобы я помогал ей. Я ведь помню, что даже Люська не хотела делать уроки со мной, не говоря уже о Женчике.

Я слушал учителей и ничего не понимал. Счастье, что меня не вызвали к доске. И дома повезло. Мама была чем-то занята и не приставала ко мне с расспросами. День прошел, как в тумане. Что бы я ни делал, меня не оставляли мысли о том, как заставить Катьку… Злился я и на нее, и на директора. Чего он пристает ко мне? Сам бы повлиял на Катьку. Поговорил бы с ее родителями… Нашел себе палочку-выручалочку. Нет. Не буду я этим заниматься. Завтра пойду к нему в кабинет и прямо заявлю, что с Катькой связываться не хочу. Хоть из школы исключайте. Приняв это решение, я немного успокоился. Вечером играл с папой в шахматы и выиграл партию. Папа не только не огорчился, но даже похвалил меня. Потом погулял с Рексом по двору и пошел спать.

Заснул сразу, а боялся, что от всех этих волнений не засну. Видел какой-то странный сон и внезапно проснулся… мне казалось, что вот-вот Рекс и Кузя заговорят. Но они спали… да и я уже начал засыпать… но вдруг услышал, как кто-то тихо спросил:

— Что же вы об этом думаете?

Этот голос… Нет, это говорил не Рекс и не Кузя. Жако? Конечно, он. Кроме меня, Рекса и Кузи в комнате никого не было. Спать мне сразу расхотелось.

— Думай не думай, — узнал я голос Рекса, — чем помочь ему, не знаю.

— Да-а… — протянул Кузя. — Катька — это тебе не Люська плюс Женчик. Катька — крепкий орешек…

— О ком это вы там отзываетесь? — спросил Жако.

— О Катьке, — ответили Кузя и Рекс.

— Этот зверь угрожает нашему хозяину?

— Она хуже любого зверя, — вздохнул Рекс. — Мы с Кузей ее хорошо знаем.

— Неужели нельзя найти на нее управу? — удивился Жако. — Не можем же мы допустить, чтобы она вредила Вите. Расскажите мне, в чем дело.

И Рекс рассказал. Ну и память у этого пса! Закончил он свой рассказ вопросом:

— Вы все поняли, Жако?

— Попка не дурак, — ответил Жако. — Не вижу выхода… Как же может мальчик справиться с этой дурехой, если сам директор школы бессилен? Не вижу никакого способа помочь мальчику.

— А между тем, — сказал Кузя, — такой способ есть!

— Вы говорите о… — встревоженно спросил Рекс. — О ней?

— Да, Рекс, именно о ней, о стране невыученных уроков. Если бы Вите удалось заманить ее туда…

— Что это еще за страна? — спросил Жако. — Я никогда о ней не слышал.

— Долго рассказывать, — ответил Кузя. — Как-нибудь потом.

— Заманить в страну, — с сомнением в голосе отозвался Рекс, — не знаю… Ее и сюда-то к нам домой не заманишь. Такая воображала…

— Ну что вы! — возразил Жако. — Сюда заманить можно. Я слышал, как Витя рассказывал своей маме, что эта Катька хорошо поет…

— Ну, и что из этого? — спросил Кузя.

— Если Витя пригласит ее в гости и попросит что-нибудь спеть…

— Глупо, — фыркнул Рекс, — ну придет, ну споет, а дальше что?

— Нет, — решительно сказал Кузя, — это хороший совет. Что будет дальше, я предвижу.

— Кузя! Что вы задумали? — громко рявкнул Рекс.

— Тише! — прошипел кот. — Разбудишь мальчика. Все, разговоры окончены.

И они замолчали. Я понял Кузю. Старый кот подал мне хороший совет. Если мне удастся… И я заснул, не додумав, что будет, если мне удастся…

Утром мама меня едва разбудила.

— Опоздаешь в школу! Что это ты так заспался? Поздно заснул?

— Нет. Как всегда, — ответил я. Быстро оделся, умылся, позавтракал и побежал в школу.

— О чем ты так задумался, Витя? — спросил меня учитель математики. — Я три раза повторил, чтобы ты шел к доске.

— Простите, почему-то не слышал. — Я вскочил и побежал к доске.

— Может быть, ты нездоров? Так иди домой. Я вызову тебя в другой раз.

— Нет, нет, я здоров. — И, взяв мел, я быстро решил задачу.

— Ну, вот, все в порядке. Все правильно. Сотри с доски и садись. А теперь пожалуйте к доске вы, сударыня, — обратился учитель к Кате.

Катя подошла к доске.

— Возьмите мел и пишите. Я продиктую вам задачу.

Катя записала задачу. Учитель подошел к доске и, взглянув на нее, сказал:

— Сударыня, вам придется нанять швейцара.

— Что? — удивилась Катя. — Нанять швейцара? Зачем?

— Затем, чтобы он открывал и закрывал скобки, которые вы забываете как открывать, так и закрывать.

Катя вспыхнула и принялась «открывать» и «закрывать» скобки.

— Ну, а теперь решайте.

Она долго стояла у доски — что-то писала, что-то стирала…

— Так, — протянул учитель. — Все неверно. Садитесь, сударыня. Вы меня не удивили. Судя по журналу, вы пропустили много уроков и не позаботились выучить пропущенное.

Катя упрямо сжала губы и села на свое место.

Когда школьный день окончился и ребята стали расходиться, я подошел к Кате.

— Хорошо мы сегодня отличились с тобой, Катя! — весело обратился я к ней.

— Как он смеет называть меня «сударыня»? — сердито вспыхнула Катя.

— Не обижайся, Катя, — попытался я успокоить ее, — «сударыня» — это просто вежливое обращение к женщине. Старинное, правда, но ведь ты знаешь, что он любит пошутить. Расскажи лучше о своих успехах. Я слышал, что ты поешь, как соловей.

Катя взглянула на меня, наверное, чтобы убедиться, что я не шучу.

— Я был бы рад послушать тебя. Я люблю музыку и пение. Собираю пластинки. К сожалению, у меня нет ни голоса, ни слуха. Так жаль! Ведь это большое счастье иметь хороший голос. Моя мама прилично играет на пианино. Мне так хочется, чтобы ты пришла к нам и под мамин аккомпанемент спела нам что-нибудь. Мы были бы тебе очень благодарны. Пойдем, а?

— Как, прямо сейчас? — удивилась Катя.

— Я живу почти рядом со школой, ты ведь была у нас. Споешь, что захочешь, доставишь нам большое удовольствие. Пожалуйста, Катенька, не отказывайся. Пойдем…

— Ну, я не знаю… — нерешительно ответила Катя.

— Пойдем, пойдем. — Настаивая, я взял ее за руку и вместе с ней вышел из школы…

— А у нас гостья! — сказал я маме, когда она открыла нам дверь. — Это Катя.

— Здравствуй, Катенька! — ласково произнесла мама. — Рада, что ты нас навестила. Витька мне рассказывал, что ты хорошо поешь. Это прекрасно! Пообедаешь у нас…

— Спасибо, но если я поем, то не смогу хорошо спеть, а Витя меня просил… И даже обещал, что вы мне будете аккомпанировать.

— С удовольствием, Катенька. Но вы же оба наверно хотите есть?

— Мама, — нетерпеливо перебил я, — мы в большую перемену поели в нашем буфете.

— Ну, тогда не будем терять времени, пойдемте в Витину комнату. Пианино там.

Когда мы вошли в мою комнату, Катя, увидев попугая, вскрикнула:

— Попка! Какой красавец! — Она протянула к нему руку и тут же опасливо отдернула ее. — А он не клюнет?

— Попка не дурак, — произнес Жако.

— Неужели он понял то, что я сказала? — удивилась Катя.

— Конечно, нет, — уверила ее мама, — он только эти слова и умеет говорить и, конечно, не понимает их смысла.

«Если б ты знала, как умеет говорить Жако», — подумал я.

Мама села за пианино и спросила Катю:

— Что будешь петь?

— Я очень люблю стихи Лермонтова. Спою «Белеет парус одинокий». Вы знаете музыку?

— Конечно, — ответила мама и заиграла.

«Белеет парус одинокий в тумане неба голубом», — запела Катя. Я просто замер от восхищения. Какой чистый, прекрасный голос!

Когда она закончила петь, мама встала, обняла ее и расцеловала. На глазах у нее появились слезы.

— Спасибо, дорогая, ты доставила мне, да и Вите наверное, большую радость. Я такого чудесного голоса никогда не слышала. Это Богом тебе данное сокровище. Я знаю, что ты отличница. Хорошо окончишь школу, надеюсь, с золотой медалью, и поступишь в консерваторию. Предрекаю тебе прекрасное будущее.

— Спасибо, — сказала Катя и тоже поцеловала маму.

— Ну, порадуй нас еще, — попросила мама, — спой светик… Хочешь русскую народную?

И мама заиграла, а Катя запела:

Из-за острова на стреженьНа простор речной волныВыплывают расписныеСтеньки Разина челны…

Когда она допела до слов «мощным взмахом поднимает он красавицу-княжну и за борт ее бросает»…

— А она кричит — тону! — спел попугай.

Катя и мама испуганно вскрикнули. А Жако как ни в чем не бывало продолжал громко петь:

Волга служит русским людям,Волга наша благодать,Так давайте же не будемЕе княжнами засорять.

— Это что же такое? — дрожащим голосом спросила у меня мама.

Я только плечами пожал.

— А вы говорили, — обиженно произнесла Катя, — он только три слова говорит, а оказалось, он просто хулиган какой-то. Такую песню испортить!

— Катя, он же не понимает, что говорит. Чему его обучит хозяин, то и говорит. Только не подумай, что это я его научил. У нас он совсем недавно. Наверно, у прежнего его хозяина так пели эту песню. Он и запомнил. Не сердись на Жако. Он только птица, — уговаривал я Катьку.

— Попка дурак! — крикнула Катя.

— Попка не дурак, — ответил попугай.

— Катя, ты чудесно пела. Не спеши домой, успеешь! — попросил я. — Хоть на полчасика еще останься.

— Хорошо, — согласилась Катя, — на полчасика и ни на минуту больше.

— Вот и хорошо, поболтайте без меня, — улыбнулась мама и вышла из моей комнаты.

— А ты знаешь, Катя, кто такой Стенька Разин, о котором ты так чудесно пела? — спросил я.

— Конечно, знаю, — сердито ответила Катя, — но меня ни он, ни его история нисколько не интересуют. Я теперь живу музыкой и вокалом.

— Но ведь школу-то придется окончить, — сказал я, — вспомни, что тебе только что моя мама говорила…

— А ты давно такой умный стал? — язвительно спросила Катя. — А я, если даже брошу школу, все равно стану певицей. А у тебя нет никакого таланта, и ты знаешь, что многого в жизни не добьешься, если не окончишь школу с хорошим аттестатом зрелости, а потом какой-нибудь институт, а потом потянешь лямку. А я уже солистка в детском хоре. Ты плохо учился, а потом спохватился и понял, что ожидает тебя в будущем, если не получишь аттестата зрелости. А чтобы все не удивлялись тому, что так изменилось твое поведение, ты выдумал сказку про страну невыученных уроков…

— Я ее не выдумал! — возмутился я. — Я был в этой стране. Был! Даже два раза.

— Ну и врун же ты, Витька! Как тебе не стыдно так беспардонно врать. Был, да еще и два раза! — засмеялась Катя.

— А хочешь, я тебе докажу, что эта страна не выдумка?

— Я не такая дура, как твой попка, чтоб поверить, — сердито огрызнулась Катя.

— Попка не дурак! — громко крикнул Жако.

— Дурак, хулиган и болтун, как его хозяин! — еще громче крикнула Катя.

Меня охватило отчаяние. Я решился. Если ничего не выйдет, Катька осрамит меня на всю школу. Так будь что будет!

Я снял с полки учебник географии, положил его на стол. Кузя, внимательно следивший за мной, мяукнул; Рекс, наклонив голову набок, пристально смотрел на меня. Я видел, что он весь напрягся, как бы собираясь броситься на кого-нибудь.

— Дорогая география, — торжественно начал я, — простите, что я снова тревожу вас, но я очень прошу…

— Перестань валять дурака! — сердито закричала Катя. — Слушать противно! Я ухожу, — и она направилась к двери.

«Все пропало!» — пронеслось у меня в голове. Но в ту минуту, когда Катька взялась за ручку двери, комната внезапно озарилась зеленым светом, а учебник географии превратился в маленького человечка и сказал:

— Витя, я знаю, что ты задумал. И считаю, что поступаешь правильно. Катя, — обратился он к обмершей от страха и изумления девочке, — подойди сюда и возьми Витю за руку. Вы оба полетите в страну невыученных уроков.

Катя как зачарованная подошла ко мне и взяла мою руку дрожащей от страха рукой.

— И я с ними! — крикнул Рекс и, вскочив со своего коврика, подбежал к нам.

— Разрешите и мне сопровождать детей, — попросил попугай.

— Да, — ответил человечек, — и ты, Жако, и ты, Рекс, полетите с ними и будете помогать детям и охранять их. Рекс! Ко мне!

Рекс подбежал к столу, и человечек протянул ему маленький платочек. Рекс понюхал его.

— Не ошибешься? — спросил хозяин платка.

— Я хорошо запомнил запах, — ответил Рекс.

— Отлично! Когда я скажу: «Три!», вы — Витя, Катя, Рекс и Жако — вылетите в окно и приземлитесь в стране невыученных уроков.

— Я… я не хочу, я боюсь! — закричала Катя, сильно сжимая мою руку.

— Раз! — крикнул человечек. — Два! Три!

— Удачи! — крикнул Кузя.

Широкое окно моей комнаты распахнулось, и мы с Катей вылетели. Катя закричала, судорожно глотая воздух и до боли сжимая мою руку. Рекс обогнал нас и летел впереди. Жако так крепко вцепился, что я чувствовал, как он царапает сквозь рубашку мое плечо.

Я как мог утешал Катю.

— Не смотри вниз, — советовал я ей, — не бойся. Мы скоро приземлимся. Ничего плохого с нами не случится. Я два раза побывал там и, как видишь, жив-здоров.

— Ты негодяй! — кричала Катя, не слушая меня. — Мне нельзя волноваться. У меня может пропасть голос.

— Будешь так орать, — крикнул Жако, — голос обязательно пропадет, и мир лишится знаменитой певицы!

— Попка — дурак! — крикнула Катя.

— Попка не дурак! — ответил Жако.

«Ну и трусиха же эта Катька, — подумал я. — Люська была куда храбрее».

Вскоре мы стали снижаться и мягко приземлились в большом, прекрасно ухоженном саду.

— Где мы? — испуганно спросила Катя, не выпуская моей руки.

— Мы там, где нам и надо было приземлиться, судя по запаху, — ответил Рекс, — и, если вы не устали от полета, пойдемте, я вас выведу на аллею.

И мы пошли за Рексом.

— С нами ничего не случится? — шепотом спросила Катя.

— Успокойся наконец, — посоветовал я ей, — перестань дергаться, а не то в самом деле потеряешь голос.

— Тихо! — сказал Рекс. — Я слышу, кто-то идет. — Он забегал, нюхая землю, и прибавил: — Человек и собака.

Вскоре в конце аллеи показалась полная женщина в длинном белом платье, с кружевным чепцом на голове. Она шла нам навстречу. Собака бежала впереди нее.

— Левретка, — сказал Рекс.

Когда мы подошли близко к женщине, она остановилась, вынула из сумочки лорнет и внимательно осмотрела нас. Откуда ни возьмись с двух сторон выбежали вооруженные стражники. Катя испуганно взвизгнула.

— Оставьте детей в покое, — властно сказала дама.

Стражники поклонились ей и удалились.

— Откуда вы, дети? — ласково спросила она. — Вы хотите что-нибудь попросить у меня?

Рекс в это время подбежал к левретке и, виляя хвостом, стал ее обнюхивать.

— Нет, нет, — поспешил ответить я. — Мы…

«Как бы ей объяснить, откуда мы?» — подумал я и замолчал, не зная, что сказать.

— Ваше императорское величество, — нарушил молчание Жако, — не велите казнить, велите миловать за невольное вторжение в ваши владения. Мы, не удивляйтесь, ваше величество, если мой ответ покажется вам странным, — мы из будущего.

— Что? — изумилась дама. — Откуда ты, попугай, знаешь, что я императрица?

— Ваше величество, мой прежний хозяин был историком. Он часто говорил своим ученикам о вашем необычайном уме, называл вас великой самодержицей. В его книгах я видел ваши портреты и поэтому сразу узнал вас, великая Екатерина Вторая.

— Льстец, — улыбнулась Екатерина. — Скажи, пожалуйста, что значат твои слова «мы из будущего»? Может быть, ты, мальчик, ответишь?

— Постараюсь, ваше величество, — сказал я. — Мы живем в две тысячи первом году. Попали к вам, как бы это сказать… силой волшебства…

— И кто же царствует в вашем две тысячи первом году в России? — с любопытством спросила Екатерина.

— У нас нет царя. Есть президент, правительство и Дума.

— Невероятно! Непременно напишу Вольтеру, — задумчиво и тихо промолвила императрица. — И вы тоже, дети, знаете обо мне?

— Конечно, знаем, — ответил я. — Мы же изучаем историю России. Мы знаем, что из всех российских императоров только вы, ваше величество, и Петр Первый названы великими.

— Спасибо, мальчик, — улыбнулась Екатерина. — Скажи мне, наша Россия все еще великая держава?

— Да, ваше величество. Она была и всегда будет великой державой.

— Вы школьники? И хорошо учитесь? — спросила она.

— Витя — отлично, — сказал Жако, — а вот Катя…

— Она прекрасно поет, — перебил я Жако, боясь, что он начнет рассказывать о двойках Кати.

— Катя? — улыбнулась императрица. — Так ты моя тезка… Спой мне что-нибудь.

И Катя слегка дрожащим голосом запела:

Из-за острова на стрежень,На простор речной волны…

— Только не это! — испугался я.

Катя замолчала.

— У нее болит горло, — чтобы как-то исправить неловкость, соврал я.

— Смотрю я на вас, дети из будущего, стараюсь понять… Да ладно, не об этом речь. Вспоминаю себя в юности…

— Расскажите, сделайте милость, ваше величество, — попросил Жако.

— Когда меня, принцессу бедного немецкого княжества, привезли в Москву, чтобы выдать замуж за наследника императрицы Елизаветы Петра Третьего, — медленно начала Екатерина, — мне было всего пятнадцать лет. И я ни одного слова по-русски не знала. Ко мне приставили троих учителей. Симона Тодорского для наставления в греческой вере, Василия Ададурова для изучения русского языка и балетмейстера Ланге, который учил меня танцевать. Я понимала, что мне надо как можно скорее выучить русский язык. Вставала по ночам и, сидя в постели, зубрила наизусть тетради, которые давал мне Ададуров.

Она задумалась и замолчала.

— А потом… — начала Екатерина и снова задумалась.

— А потом вы простудились и опасно заболели, — тихо подсказал ей я.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Екатерина.

— Я прочел книгу «Записки императрицы Екатерины Второй». Очень интересная книга. Я знаю, что вы даже пьесы писали. Папа подарил мне на Новый год ваши «Записки».

— А не знаешь ли ты, умный мальчик, — спросила Екатерина, — в каком году издали мои записки? Боюсь, что ты не сможешь ответить на этот вопрос.

— Почему не смогу? — возразил я. — Смогу. Их издали в 1990 году. В Москве. Я даже помню, что раньше эти ваши записки издавала в 1860 году вольная типография Герцена и Огарева в Лондоне.

— Однако и память же у тебя! — похвалила меня Екатерина. — Вот уж не мечтала, что мои записки будут издавать и читать в таком далеком будущем… Даже дети. Ты меня порадовал, мальчик. Позвольте же мне дать вам совет, дети. Учитесь, не ленитесь. Попугай сказал, что ты хорошо учишься. Приветствую твое рвение к знаниям. Надеюсь, что и моя тезка Катя тоже не ленится. Еще могу вам посоветовать…

Но договорить императрице не пришлось. К ней, запыхавшись, подбежал офицер.

— Ваше величество! — едва переведя дух и низко кланяясь императрице, сказал он. — Пришла срочная депеша… Пугачев… — И он замолчал, с удивлением уставившись на нас.

— Иду! — встревоженно проговорила Екатерина и быстро пошла к дворцу. Левретка побежала за ней. Офицер почтительно шел за императрицей.

— Ваше величество! — крикнул Жако. Екатерина остановилась и обернулась, глядя на попугая. — Не извольте беспокоиться, ваше величество. Из достоверных источников сообщаю: Пугачев на днях будет схвачен.

— Спасибо за добрую весть, — улыбнулась Екатерина. — Прощайте, дети! Возвращайтесь в свое будущее и помните мой совет: науки необходимы, России нужны образованные люди!

Она помахала нам рукой и скрылась во дворце.

— Пошли, — сказал Рекс. — Больше мы ее не увидим. Следуйте за мной. Запах зовет в дорогу. — И он побежал по аллее, а мы пошли за ним.

— Ты мне дашь почитать записки Екатерины Второй? — спросила Катя.

— Конечно. Как только вернемся. А если они тебя заинтересуют, я еще принесу тебе записки княгини Дашковой, которая была подругой Екатерины Второй. Это тоже замечательная женщина — прекрасно образованная для своего времени. Она возглавила первую российскую Академию наук.

— Витька, скажи честно, откуда ты все это знаешь?

— Папа мне рассказывал и дарил книжки об истории России. Потом я уж и сам искал редкие книги в библиотеках…

Катя задумалась и остановилась.

— Рекс! — крикнул я. — Ко мне!

— Что тебе надо? — спросил Рекс. — Неужели Катя уже устала?

— Не в этом дело, — ответил я. — Мне хочется знать, куда ты исчез, когда мы разговаривали с императрицей?

— Извини, хозяин, — сказал Рекс и завилял хвостом. — Но я тоже разговаривал с левреткой императрицы.

— И что же она тебе рассказала интересного о своей хозяйке? Поделись с нами.

— Она сказала, что императрица Катя встает рано утром, работает, читает докладные своих чиновников, переписывается с французскими философами Вольтером и Дидро (если я правильно запомнил). Весь ее день и вечер расписаны. Занятий у нее много. Государственные дела! Она только по утрам немного прогуливается по аллеям со своей левреткой. Ну, а что мы стали? В дорогу! Из всего этого я понял, — заключил свой отчет Рекс, — что учение и труд сделали ее великой и мудрой. Катя, не отставай.

— Труд и учение сделали ее великой, — повторил я, — а ты, Катя, мечтаешь стать великой певицей и, вместо того чтобы стараться окончить школу с золотой медалью, превратилась в двоечницу и вообще собираешься бросить школу.

— Я поступлю в консерваторию, — сказала Катя.

— Без аттестата зрелости с хорошими отметками ни в какую консерваторию тебя не примут, — возразил я.

— С моим голосом примут, — неуверенно сказала Катя и через минуту молчания добавила: — может быть…

— Не может быть. Не надейся! — ответил ей Жако.

— Хватит разговоров, — перебил меня Рекс. — Запах зовет в дорогу. За мной!

И мы молча отправились за Рексом. Куда — сами не знаем!

Шли долго, издали видели домики, но Рекс к ним не приближался, и наконец пришли в какое-то село. Уже вечерело. Я подошел к маленькой избушке. Рекс остановился.

— Я так устала, что даже перестала бояться, — тихо произнесла Катя. Мне стало ее жаль. — Постучим в окошко? — спросила она. — Хотя нет. Вдруг там живут разбойники.

— Ну и трусиха же ты! — проворчал Рекс. — Стучи, хозяин, ручаюсь, что никаких разбойников там нет.

Я негромко постучал в окошко. Через несколько минут дверь медленно открылась, и на пороге мы увидели бедно одетую старушку.

— Здравствуйте, бабушка, — несмело проговорила Катя. — Простите, что вас побеспокоили. Но мы так устали.

— И-и, милая, — ласково ответила старушка, — заблудились вы, что ли?

— Немного заблудились, бабушка, — соврал я. — Не пустите ли к себе отдохнуть и переночевать?

— Заходите, детки, заходите, — пригласила старушка, — я людям рада. Живу одна, слова не с кем вымолвить. Только вот бедно у меня, не обессудьте. Нечем вас и попотчевать.

— А мы есть не хотим, — за всех ответила Катя и первая вошла в избушку.

— Вижу я плохо, детки, вы уж не обессудьте, если что не так… но кумекаю, не крестьянские вы дети, и что это за птица такая диковинная у вас? Не клюнет?

— Нет, бабушка, она смирная, и пес наш не укусит.

— Вот и хорошо, отдыхайте. Беспокоить не буду. А спать захотите, так я постелю. Барышне на лежанке, а уж вам, батюшка, придется на печь залезть — больше некуда. А я и в сараюшке высплюсь.

— Да вы не хлопочите, — попросил ее я. — Мы засветло уйдем. Скажите лучше, куда мы забрели.

— Скажу, скажу, родимый. Я все кумекаю, куды бы мне птицу вашу…

— Не беспокойтесь, мадам, — учтиво произнес Жако. — Я сам найду себе место.

— Свят, свят, свят! — залопотала, перекрестившись, старуха. — Чудеса какие, прости Господи!

— Да вы не пугайтесь, — засмеялась Катя, — это ученая птица, говорящая. Знаете, бывают такие птицы, сороки, например.

— Фу ты, слава Богу, а я-то глупая до чего перепугалась. Ты, милок, — обратилась она ко мне, — спросил, куды вы ненароком забрели? Так я тебе вот что скажу. Губерния наша Пензенская, а село — Тарханы. Живут тут не только такие убогие, как я. А есть и кое-кто почище. В хорошем богатом доме живет помещица наша Елизавета, Алексеевна по батюшке, а по фамилии Арсеньева. И у ей внучонок Мишенька воспитывается. Мамаша его преставилась, а отец Бог весть где обретается. Вот бабушка и лелеет Мишеньку.

— А фамилия Мишенькиного отца не Лермонтов ли случайно? — спросил я.

— Отколь она тебе ведома? — ответила вопросом на вопрос старушка.

— Слышал как-то. Бабушка, я устал с дороги, память немного отшибло. Я даже забыл, который сейчас год.

— Год у нас… не то 1817, не то 1818 — уж ты не серчай, мне-то оно ни к чему…

Катя изумленно всплеснула руками, но я сделал ей знак, и она успокоилась.

Старушка постелила нам и, пожелав спокойной ночи, ушла спать в сарайчик.

— Ты понимаешь, куда мы попали? — спросил я Катю. — Тарханы! А помещица — это же бабушка Лермонтова.

— Витька! — восторженно воскликнула Катя. — Дошло! Мы попали в Тарханы! Может быть, мы увидим Лермонтова? Я бы спела ему его прекрасные стихи!

И она запела:

Нет, не тебя так пылко я люблю…

— Катенька! — перебил я ее. — Ты забыла, что сейчас не то 1817, не то 1818 год. Так что Лермонтов сейчас еще мальчик — Мишенька, как его назвала наша хозяйка… Он еще не написал эти чудесные стихи.

— Мне так хочется повидать его! Как ты думаешь, это сбудется?

— Кто знает, — вздохнул я. — Или да, или нет. Это уж как повезет!

— Я знаю много стихов Лермонтова наизусть, — со вздохом сказала Катя, — он мой любимый поэт. А ты знаешь хоть одно его стихотворение наизусть?

— Конечно, знаю, — ответил я.

Я помню чудное мгновенье:Передо мной явилась ты…

— Замолчи! — сердито крикнула Катя и даже топнула ногой. — Как тебе не стыдно! Это Пушкин написал, а не Лермонтов.

— Ну вот, уж и пошутить нельзя. Конечно, знаю, что это не Лермонтов написал, я просто хотел проверить тебя…

— Врешь! — сказала Катя. И была права. Я и в самом деле думал, что это стихи Лермонтова.

— Значит, ты непременно хочешь видеть Лермонтова таким, каким он был в детстве? — спросил я.

— Да, это мое большое желание, — мечтательно сказала Катя.

— Катя, давай спать. Завтра Рекс разбудит нас ни свет ни заря. Спокойной тебе ночи!

— Спокойной ночи, Витя! Нет, подожди… не спи. Знаешь, что меня мучает? Ведь мы с тобой исчезли из нашего города. Ты представляешь, как волнуются наши родители? Наверно, нас уже ищет милиция.

— Успокойся, Катя, в стране невыученных уроков время течет не так, как у нас. Я дважды возвращался из этой страны, и мама ни разу не спросила меня, где я был. А ведь она, если я хоть на час задержусь в школе, очень волнуется.

— Ты не врешь?

— Честное слово, не вру. Спать! Спать, Катя, нам еще предстоит дальняя дорога.

— Спокойной ночи! — отозвалась Катя.

Мы уснули.

Рекс разбудил нас рано утром. Мы простились с доброй старушкой и покинули ее избушку.

— В дорогу! — нетерпеливо крикнул Рекс. — Я чую запах. За мной!

И мы покорно пошли за ним.

— Вот пройдем мимо этих мальчишек, которые играют вон там, и выйдем на дорогу, которая нас зовет, — сказал Рекс.

— Ладно, Рекс, помолчи. Я хочу сказать тебе, Катя, — заговорил Жако, сидя у меня на плече, — что Михаил Лермонтов хорошо учился. Даже не хорошо, а отлично. Ему было всего тринадцать лет, когда он поступил сразу в четвертый класс Московского университетского Благородного пансиона. Как видишь, талант не помешал ему учиться. Понятно?

— Ты-то откуда это знаешь? — возмутилась Катя. — Тебя тогда на свете не было! Ты…

— Это тебя не было на свете, — перебил ее Жако, — ты ведь не знаешь, что попугаи живут до трехсот лет, не то что вы, люди. А я в то время, когда Миша Лермонтов учился в этом Московском университетском пансионе, жил у одного из его учителей. И помню, как он восхищался этим одаренным и прилежным мальчиком. «Миша Лермонтов будет великим поэтом», — говорил мой хозяин. И, как видишь, не ошибся.

— Не верю! — упрямо сказала Катя и запела.

Мальчишки, играющие в чехарду и орущие во всю глотку, сразу умолкли и замерли, слушая Катино пение.

Среди бедно одетых крестьянских ребят выделялся невысокого роста мальчик в хорошем костюме. Он отошел от своих сверстников и приблизился к нам. Катя замолчала и не спускала с него глаз.

Меня удивили его волосы. Среди темных прядей — белокурая прядь. Его большие черные глаза пристально смотрели то на меня, то на Катю.

— Это он, — прошептала Катя.

— Он, — подтвердил я.

— Я не смею заговорить с ним.

— Я тоже, — прошептал я.

Окно барского дома раскрылось. В окне показалась пожилая женщина.

— Мишенька! — закричала она. — Иди завтракать, поспеши, мой дружок.

— Сейчас, бабушка, — ответил мальчик.

— Уходим, — шепнул мне Рекс. — За мной.

— Пошли, пошли, Катя, — поторопил ее я и зашагал за Рексом.

Мальчик пошел домой, но несколько раз останавливался и оглядывался на нас. Через несколько минут мы миновали Тарханы и зашагали по проселочной дороге.

— Вот и сбылось твое желание, Катя, — сказал я.

— Да, — задумчиво ответила Катя. — Я этого никогда не забуду. А ты не знаешь, почему он так пристально нас разглядывал, но не подошел к нам, не сказал ни слова?

— Не знаю, — признался я.

— А я знаю, — сказал Жако, — он ведь большой фантазер. Он был уверен, что ему это все пригрезилось… Вспомните, когда он пошел на зов бабушки в дом, он три раза оглянулся, ища нас. Но по выражению его лица было заметно, что он нас уже не видит.

— Может быть, ты и прав, Жако, — задумчиво произнесла Катя и, оглянувшись вокруг, спросила: — Мы опять идем в лес?

— Туда-то я вас и веду, — отозвался Рекс. — Видите? Под большим деревом шалаш из веток. Вот там и отдохнете.

В шалаше было довольно просторно. Катя сразу повалилась на траву, устала. Рекс растянулся у входа в шалаш. Жако взлетел на ветку дерева.

— Люська была куда выносливей, чем эта воображала, — ворчал пес. — Думает, что если она красиво воет…

— Поет, а не воет, — поправил его я. — Перестань ворчать. Ты уже не щенок, а взрослый пес, веди себя хорошо.

Рекс обиженно умолк. Я погладил его по голове, и он лизнул мне руку.

— Мы скоро вернемся домой? — спросила, зевая, Катя.

— Не торопись, девочка, — ответил Жако и, слетев с ветки, сел мне на плечо.

— Теперь, когда ты отдохнула, мы отправляемся в путь, — сказал Рекс и забегал, нюхая землю. Потом остановился, оглянулся на нас и рявкнул: — В путь! Я нашел дорогу.

— Только не беги как сумасшедший! — крикнула Катя. — У тебя четыре ноги, а у нас только две.

Рекс что-то проворчал, но замедлил свой бег. Постепенно лес превратился в прекрасный парк с цветочными клумбами, деревья были аккуратно подстрижены. Вдали белели высокие дома.

— Стойте! — вдруг крикнул Жако. — Я узнал это место. Здесь когда-то побывал один из моих хозяев и сфотографировал этот парк. Это Царское Село! А в этом большом здании лицей.

— В котором учился Пушкин? — спросил я.

— Почему учился? — возразил Жако. — Он, наверно, еще его не окончил. Посмотрите, у входа в музей собралось много карет. Вероятно, в лицее происходит какое-то необыкновенное событие…

— Я знаю! Я догадалась! — крикнула Катя. — Это выпускной вечер…

— Очень может быть, — согласился Жако.

— Смотрите, смотрите! — крикнул я. — Подъехала еще одна карета… Из нее выходит какой-то старик…

— Какой-то старик! — насмешливо сказал Жако. — Да это же поэт Державин. Я видел его портрет в книге у своего хозяина. Но там он не такой дряхлый. Смотрите, как медленно подходит он к парадной двери, опираясь на плечо лакея.

— Как обидно, что мы не можем войти туда, — вздохнула Катя. — Я читала об этом выпускном вечере… Неужели мы так и не увидим Пушкина? — И она тяжело вздохнула.

— Пошли дальше? — спросил Рекс.

— Подожди, Рекс, — ответил Жако. — Я хочу сказать вам что-то важное… Правда, я не уверен, но попытаться можно… Один из моих ранних хозяев, а их у меня было немало за всю мою долгую жизнь… Да, что я хотел сказать? Ах да, так вот, этот мой хозяин, которого звали Махамед Али, умел превращать людей в невидимок…

— Не рассказывай сказки, — проворчал Рекс.

— Жако никогда их не рассказывает, — сердито оборвал Рекса попугай. — Так вот, если вы хотите войти в лицей…

— Но насколько я знаю, — перебил я Жако, — для этого нужна шапка-невидимка, а во всех сказках она одна, а нас с Катей двое.

— Никаких шапок у Махамеда Али не было, — ответил Жако. — Он произносил какое-то древнее заклинание, которое в его семье передавалось от отца к сыну в течение многих лет. Наверное, Махамед Али, умирая, передал его своему сыну.

— К чему ты все это говоришь? — нетерпеливо спросила Катя.

— К тому, — ответил Жако, — что я запомнил это заклинание, хотя не понимал слов, из которых оно состоит, и, если вы с Витей очень хотите попасть на выпускной вечер в лицее…

— Конечно, хотим! — закричали мы с Катей.

— Я не обещаю, что это получится, — сказал Жако. — Прошло столько лет с тех пор, как я слышал это заклинание от хозяина… Может быть, я что-то забыл. Но попытаемся… — Витя, возьми Катю за руку. Так. Закройте глаза. Всеми силами души желайте стать невидимыми для человеческих глаз. И если все получится, не бойтесь. Когда вы вернетесь, то обретете себя. Готовы?

— Да! — сказали мы с Катей одновременно.

Жако произнес на каком-то странном гортанном языке несколько непонятных фраз, помолчал, и я испугался, что он забыл какие-то волшебные слова, но Жако радостно вскрикнул и заключил свое заклинание длинной непонятной фразой.

— Откройте глаза!

— Куда ты дел детей? — испуганно закричал Рекс.

— Получилось! Молодец, Жако! — похвалил себя попугай. — Идите и старайтесь ни к кому не прикасаться. Мы с Рексом будем ждать вас. Когда выйдете, не ищите нас. Мы сами вас найдем.

— Что ты сделал с моим хозяином и с этой девчонкой? — грозно зарычал Рекс.

— Успокойся, — ответил Жако. — Я люблю его не меньше, чем ты. Дети скоро вернутся невредимыми.

О чем они говорили дальше, мы с Катей не слышали. Подбежав к зданию лицея, мы поднялись по лестнице, вошли в большой зал и стали у стенки, чтобы никого не задеть. Зал был переполнен. На стульях важно восседали пышно одетые дамы, мужчины в таких же костюмах, какие были у артистов в опере «Евгений Онегин», которую я видел в театре.

За длинным столом сидели мужчины. И среди них мы заметили старика, которого Жако назвал поэтом Державиным. Он весь подался вперед, напряженно и радостно слушая кудрявого лицеиста, приложив ладонь к уху.

— Узнаешь? — шепнула мне на ухо Катя. — Ой, я сейчас умру! Это же Пушкин! Слушай!

Звонкий голос, выразительное чтение околдовали нас. Мы пропустили начало и только вот что услышали:

С холмов кремнистых водопадыСтекают бисерной рекой,Там в тихом озере плескаются наядыЕго ленивою волной…

Мы дослушали до конца вдохновенные стихи кудрявого юноши.

Державин поднялся со стула и стал медленно подходить к Пушкину. Старик был взволнован, он хотел, видимо, обнять юного поэта, но Пушкин вдруг неожиданно для всех выбежал из зала и скрылся.

— Мы догоним его, — сказал один из учителей Державину.

Но старик понял душевное волнение поэта и остановил учителя.

— Оставьте его поэтом, — тихо произнес Державин.

Мы с Катей выбежали вслед за Пушкиным, но больше его не увидели.

— Он читал «Воспоминания о Царском Селе», — сказал я Кате.

Рекс бежал к нам. Жако слетел с ветки и сел мне на плечо.

— Видели поэта Державина? — спросил Жако.

— Мы видели самого Пушкина! — ответила Катя. — Спасибо тебе, Жако.

Мы наперебой стали рассказывать Жако и Рексу о том, как вдохновенно читал свои стихи Пушкин и как почему-то он убежал.

Жако выслушал нас и сказал:

— Мой хозяин рассказывал мне об этом выпускном вечере лицея. Он еще вспоминал, что Пушкин потом написал такую эпиграмму:

Старик Державин нас заметилИ в гроб сходя — благословил…

Мы помолчали немного. И вдруг Катя произнесла:

— Я не жалею, что попала в страну невыученных уроков. Я видела Лермонтова и Пушкина…

— Ой, не скажи гоп, пока не перескочишь, — ни к селу ни к городу произнес попугай.

Как впоследствии оказалось, это его высказывание было «и к селу, и к городу».

Катя не обратила внимания на предупреждение Жако и тихо произнесла:

— Когда я выучусь хорошо петь, я спою все романсы Пушкина и Лермонтова, к которым написана музыка.

— Вы долго собираетесь тут торчать? — сердито спросил Рекс. — Я нашел нужную дорогу. Прекратите болтовню и идите за мной.

И он, не дожидаясь нашего согласия, побежал. Мы молча отправились за ним.

Шли мы долго, отдыхая только тогда, когда Рекс останавливался и обнюхивал дорогу. Наконец он опять привел нас в какой-то густой лес.

— Как хочешь, Рекс, я больше идти не могу, — решительно заявила Катя.

— Что с тобой поделаешь, — рявкнул Рекс. — Будем отдыхать. Давай, Витя, натаскаем валежника, положим его кругом и заберемся в серединку, отдохнем. Какая-никакая, а все же защита. Кто знает, что за звери водятся в этом лесу.

Пока Катя отдыхала на густой траве, мы с Рексом натаскали валежника и положили его кругом.

— Ну вот, — сказал я, — «крепость» готова. Можно и отдохнуть.

Я прыгнул в круг. Жако, который наблюдал за нашей работой, слетел с ветки мне на плечо.

— Отдыхайте, — сказал Рекс мне и Кате, — я постерегу вас.

— Интересно, куда это мы попали? — спросила Катя.

Никто ей не ответил, потому что никто из нас этого не знал.

Вскоре мы услышали, как кто-то пел. Вначале голос звучал тихо, потом все громче и громче. Кто-то подходил к нашей «крепости» или, на что я надеялся, проходил мимо, не заметив ее. Песня была мне знакома.

Девичий голос пел:

О смелом парне будет речь,Что звался Робин Гуд.Недаром память смельчакаВ народе берегут.Но дом его сожгли враги,И Робин Гуд исчез —С ватагой доблестных стрелковУшел в Шервудский лес.

Голос доносился все тише и тише. Наверное, она прошла мимо, не заметив нас.

Я успокоился, но вдруг услышал чей-то шепот. Я привстал, огляделся и увидел, что вокруг нашей крепости разлеглись молодые парни. Возле каждого лежали лук и колчан со стрелами. Кто это? О ком пела девушка? Парни тоже встали, и каждый взял свой лук.

Я припомнил слова баллады и громко запел:

Голодным Робин помогалВ неурожайный год.Он заступался за вдовуИ защищал сирот.

А Катя подхватила и своим чудесным голосом запела:

И тех, кто сеял и пахал,Не трогал Робин Гуд:Кто знает долю бедняка,Не грабит бедный люд!

Самый рослый и красивый стрелок протянул мне руку.

— Как звать тебя, мальчик? — спросил стрелок.

— Меня зовут Виктор, — ответил я, пожав его руку.

— А меня… — начал он, но я его перебил:

— А вас — знаменитый Робин Гуд. Угадал?

— Угадал, — усмехнулся Робин. — Откуда ты взялся и как попал один в Шервудский лес?

— Я не один, со мной моя соученица Катя, собака Рекс и попугай Жако.

— Хорошая компания! — засмеялись стрелки.

— Но ты не ответил на мой вопрос: откуда ты и твои спутники и кто ты такой?

— Боюсь, что вы не поверите мне, но, клянусь, я буду говорить чистую правду. Откуда я? Из России. Кто я? Ученик шестого класса московской школы № 115. Катя — тоже ученица этой же школы и этого класса. Рекс, моя собака, — овчарка, Жако — мой попугай. А как я попал сюда? Меня, Катю и Рекса с Жако отправил в страну невыученных уроков учебник географии.

— Ну и заливает! — расхохотались стрелки. Робин Гуд не смеялся.

— Вы еще больше будете надо мной смеяться, если я скажу, что мы живем в 2001 году, в то время как у вас или 1154-й, или, может быть, 1155-й, или 1156-й год.

Стрелки расхохотались еще громче.

— Мальчик говорит чистую правду, — сказал Жако.

Стрелки испуганно переглянулись.

— Здесь дело нечисто, — робко промолвил один из них.

— Здесь все совершенно чисто, — ответил Жако. — Это же страна невыученных уроков, а в ней все возможно. Поверьте, мальчик не лжет.

— Неужели помнят люди о Робин Гуде в 2001 году? — спросил Робин Гуд.

— Конечно, помнят. Мы учим историю Англии, — ответил я. — А память о Робине Гуде будет жить вечно.

— И ты знаешь все о короле Генрихе Втором? — спросил Робин Гуд.

— Ну, может быть, и не все, но знаю, что он основал династию Плантагенетов.

— И почему так называется эта династия, ты тоже знаешь?

— Это произошло от названия веточки плантагенета. Отец Генриха, граф Анжуйский, вешал ее на свой шлем, — ответил я.

— У Вити по истории одни пятерки, — сказала Катя.

— А у вас, мисс? — спросил Робин Гуд.

Катя замялась. Потом взяла себя в руки и произнесла:

— А у меня пока нет. Но надеюсь, что догоню Витю.

— А что такое пятерка? — спросил один из стрелков.

— Это лучшая отметка за знания изучаемого предмета, — ответила Катя.

— А что ты знаешь о Генрихе Втором и его реформах? Впрочем, нет, не говори. Я и слышать о нем не хочу.

— Хорошо, — сказал я, — не буду портить вам настроение и ничего не скажу об этом грубом, несправедливом и жестоком человеке, что при его образованности особенно дико, ведь он знал шесть языков…

— Но он не знал английского языка, — хмуро перебил меня Робин Гуд. — И хватит о нем. Прощайте, дети. Я рад был познакомиться с вами. Пошли! — крикнул он своим стрелкам, и все они послушно вскочили на ноги.

— Удачи вам, Робин Гуд! — закричал я им вслед.

Робин Гуд помахал нам рукой, и вскоре ни его, ни стрелков в лесу не было.

— И долго вы тут собираетесь сидеть? — спросил Рекс. — По-моему, нам пора в путь.

Катя неохотно поднялась, и мы покорно поплелись за Рексом.

— И сколько правила династия Плантагенетов? — спросила Катя.

— С 1154 по 1189 год, — ответил я.

— Ну и память у тебя, Витька, — вздохнула Катя.

— У тебя не хуже. Если бы ты не пропускала занятий в школе и продолжала учиться как раньше, когда тобой гордился весь наш класс, ты бы знала не меньше меня, а может, и больше.

— Хватит ворчать, — недовольно сказала Катя. — Не дура, сама понимаю. Ты лучше скажи, что это делается с Рексом?

Рекс вертелся, бегал кругами и старательно нюхал землю.

— Потерял свой знаменитый нюх, — пробормотал Жако.

— Найдет, — успокоил я попугая.

Вдруг Рекс издал торжествующий визг и обернулся к нам.

— За мной! — крикнул он.

Мы миновали лес. Местность менялась на глазах. Вместо серого мрачного неба, которое мы видели в Шервудском лесу, над нами засияло ярко-голубое небо, по которому проплывали маленькие белые облачка. Вскоре мы услышали плеск воды, прошли еще немного.

— Смотрите! — закричала Катя. — Что-то блестит вдали. Куда ты ведешь нас, Рекс?

— Если бы я знал, — рявкнул Рекс. — Я веду вас туда, куда зовет меня запах.

— Смотрите! — опять крикнула Катя. — Волны! Да это же море! Наверно, мы попали в Сочи.

— Да, это море, — сказал Жако. — Голубое небо, голубое море, жаркое солнце… Только это не Сочи, Катя. Это прекрасная Италия.

Мы подошли к берегу. Волны тихо плескались.

— На берегу никого не видно. Наверно, сейчас раннее утро. Солнце только что взошло, — предположил я.

— Как это не видно никого? — проворчал Жако. — Вон там, на камне, сидит человек. Подойдем к нему поближе…

Человек сидел спиной к нам.

— Какой странный на нем костюм — халат не халат… Люська бы сказала «клевый прикид», — проворчал Рекс.

— Ты знаешь, Рекс, что я терпеть не могу этих дурацких слов, — рассердился я.

— Но не я же их выдумал, — проворчал Рекс, — сам слышал по телевизору, в рекламе…

— Это не халат и тем более не «прикид». Это хитон, невежды! — пояснил Жако. — Послушаем, о чем говорит этот человек.

Мы притихли. Незнакомец встал, гордо выпрямился, вытянул вперед руку и слегка закинул голову. Звучным, красивым голосом он стал читать стихи:

Был мной обманут Изегрим,Теперь уж он непримирим.В доверье втерся я к нему,Но скоро в злую кутерьмуХитро ввел друга своего,Монахом сделал я его.

Прочтя эти стихи, он вынул из кармана своего хитона не то книгу, не то тетрадь и стал что-то писать.

— А кто такой Изегрим? — спросила меня Катя.

— Не знаю, — ответил я.

— Хоть что-то ты не знаешь, — съязвила Катька. — Ну, а ты, Рекс?

— Нашла, кого спрашивать, — сердито ответил Рекс.

— Я тебе отвечу, Катя, — сказал Жако. — Изегрим — это собственное имя волка. А свои стихи — отрывок из поэмы «Романа и Лисы» — читал великий поэт средневековья Данте Алигьери. Запомните это имя. Самое знаменитое его произведение называется «Божественная комедия». Какое счастье, что вы его встретили…

— Данте Алигьери! — продолжал Жако. — Этот великий поэт родился в одном из самых прекрасных городов Италии — Флоренции. Мне выпало счастье побывать с моим хозяином в этом чудесном городе.

— Жако, твой хозяин брал тебя с собой, когда уезжал из дома?

— О да! Он никогда не расставался со мной. До самой своей смерти… Но поговорим о Данте. В каком же году он родился?.. Неужели я настолько состарился, что мне изменяет память? Минуту… Ага! Вспомнил! Данте родился в 1265 году. Он был с детства очень умен и любознателен. Его интересовали науки. Он изучал философию, астрономию, литературу древних писателей. Но не только изучение наук его занимало. Политикой он тоже интересовался. Насколько я помню, он даже как-то выступал против Папы.

— Против папы? — удивился Рекс. — У него был злой папа?

— Рекс! — возмутился я. — Даже Люська такой глупости бы не сказала! Жако имел в виду Папу Римского. Как тебе не…

— Оставь его, Витя, — перебил меня Жако.

— Расскажи еще что-нибудь о Данте, — попросила Катя.

— Самое главное, что написал Данте, — сказал Жако, — это его знаменитая «Божественная комедия».

— Наверное, что-нибудь смешное, веселое? — спросила Катя. — Ведь слово комедия…

— О нет, — перебил ее Жако, — веселого и тем более смешного в ней ничего нет. «Божественная комедия» — это путешествие в загробное царство. Не ждите, что я стану вам рассказывать, о чем говорится в этом великом произведении. Подрастете — прочтете сами.

— Ты знаешь, Жако, — задумчиво сказала Катя, — что удивляет меня здесь больше всего? Ведь мы говорили с Робином Гудом, слышали, как читал свои стихи Данте… Но ведь они не знают русского языка. Как же мы понимали?

— Пусть тебе на этот вопрос ответит Витя, — предложил Жако.

— Катя, ты забыла, где мы находимся? — спросил ее я.

— Вот в чем дело! Ты прав. Это же страна невыученных уроков. Ведь я не выучила столько уроков…

— Все поправимо, девочка, — подбодрил ее Жако.

— Самое главное, что ты постепенно сама это поняла, — добавил Рекс.

— Ну, это не твое собачье дело! — вспыхнула Катя.

Рекс в долгу не остался.

— Иногда некоторые собаки бывают умнее и благодарнее, чем некоторые девочки, — проворчал он.

— Один из моих бывших хозяев сказал, что… — начал было Жако.

— Жако! — перебила его Катя. — Ты все говоришь о своих бывших хозяевах. Сколько же их у тебя было? Ты что, не уживался с ними?

— О нет, — грустно ответил попугай, — я хорошо уживался с ними, но жизнь человека короче, чем жизнь попугая… Я переживал своих хозяев… Надеюсь, что тебя, Витя, я не переживу…

— Долго мы будем тут отсиживаться? — сердито спросил Рекс. — Я уже давно нашел дорогу и все не дождусь, когда вы закончите свои разговоры. Идите за мной. — И он быстро пошел по дороге.

Мы поплелись за ним. Так не хотелось уходить от этого теплого голубого моря… Я мечтал поплавать, но Рекс был неумолим.

— Как вы думаете, дети… — начал попугай, сидя на моем плече (он не умел долго молчать).

— О чем? — спросила Катя.

— О чем, о чем, — проворчал попугай. — Сейчас придумаю, о чем… Ага! Задаю вопрос: как вы считаете, какую форму имеет земля?

— Какая земля? — спросил Рекс, оглянувшись на нас. — По которой мы идем?

— Не тебя я спрашиваю, пес, — огрызнулся Жако, — не тебя, а детей. А имею я в виду нашу планету Землю.

— Ну ты даешь! — возмутилась Катя. — Неужели мы не знаем, что земля круглая… как шар.

— Неужели ты, Жако, который так много знает, сомневаешься в этом? — спросил я.

— Я-то в этом никогда не сомневался, — ответил Жако, — но было время, когда люди думали иначе. А могущественное в те времена духовенство утверждало это. И жестоко карало тех, кто думал иначе. Духовенство считало правильным учение Птолемея. Был такой лжеученый, утверждавший, что Земля неподвижна и находится в центре мира. Они подтверждали свое ошибочное заключение тем, что Библия не противоречила такому представлению о форме Земли. Вы знаете, что говорится об этом в Библии?

— Я не знаю, — сознался я.

— Я тоже не знаю, — сказала Катя.

— Там сказано, — продолжал Жако, — что Бог создал Землю и людей, а Солнце заставил вращаться вокруг Земли. И люди в это слепо верили.

— Ну не все же! — возразил я. — Ты забыл о Копернике. Читал я о нем.

— Не забыл, — ответил Жако. — Коперник был ученым, знал астрономию, много лет наблюдал небесные светила. Он написал книгу «О вращении небесных сфер».

— Почему же его книга никого не убедила? — удивилась Катя.

— Кто тебе это сказал? — возразил Жако. — Великий мыслитель Джордано Бруно прочел эту книгу и правильно ее понял. Он утверждал, что Вселенная безмерна и бесконечна. Его очень жестоко преследовали, он сильно пострадал от гонений священнослужителей.

— И что было дальше? — спросила Катя.

Жако замолк. На все наши вопросы он отвечал упорным молчанием.

— Да что вы пристали к попугаю? — возмутился Рекс. — Он молчит потому, что сам не знает.

— Попка не дурак, — грустно сказал Жако.

Долго мы шли молча, наконец Рекс привел нас в большой город. Я издали увидел знакомое по картинкам здание Колизея и понял, что дорога привела нас в Рим.

Люди, которых мы встречали, были чем-то очень встревожены, и все бежали в одном направлении. Что-то случилось в столице средневековой Италии.

Из обрывков разговоров людей мы поняли, что все они стремятся на Площадь цветов. Рекс тоже направился туда, а мы за ним.

Молчавший всю дорогу к Риму Жако вдруг заговорил:

— Крепитесь духом, дети. Сейчас вы увидите очень печальное зрелище.

Вслед за Рексом мы протолкались сквозь толпу и пробрались к центру площади.

К нашему удивлению, мы увидели огромную кучу сухих веток. Перед этой кучей стоял бледный человек и спокойно слушал священника, который зычным голосом провозглашал:

— Он, Джордано Бруно, богохульник, утверждающий, вопреки свидетельству священной Библии, вопреки мудрому учению великого ученого Птолемея, что наша Земля неподвижна…

Вой толпы заглушил слова священника. Когда толпа наконец поутихла, священник произнес:

— Церковный суд приговорил Джордано Бруно к сожжению на костре!

Мы содрогнулись. Бруно спокойно выслушал бредовую речь священника, предрекавшую ему мучительную смерть, и презрительно сказал:

— Произнеся приговор, вы дрожите от страха больше, чем я, идущий на костер.

— Неужели его сожгут?! — отчаянно закричала Катя.

Дрова подожгли, и пламя побежало по сухим веткам.

— Нет! Нет! — закричала Катя и, подбежав к костру, стала топтать ногами загоревшиеся ветки.

— Откуда эти отступники веры? — завопили священнослужители.

— Сжечь их вместе с Бруно! — свирепо орали люди, окружившие костер.

— Бегите, дети, вы не спасете меня! — умолял нас Бруно.

Жако летал над нами, а Рекс яростно лаял, не подпуская к нам озлобленных людей.

— Жако! — крикнул Рекс. — Сделай их невидимыми.

Жако совершил круг над нами и жалобно закричал:

— Я, кажется, забыл заклинания!

— Вспомни! — молил его Рекс. — У Кати уже загорелось платье.

— Вспомнил! — радостно воскликнул Жако и громко проговорил свое заклинание.

Я схватил Катю за руку. Потрясенные нашим исчезновением, люди расступились. Рекс кинулся бежать, мы за ним. Вскоре я почувствовал, как в мое плечо впились когти Жако.

Сколько мы бежали, не помню… Очнулись в лесу, без сил упали на траву и долго молчали, потрясенные увиденным на Площади цветов древнего Рима. Жако тихо произнес заклинание, и с нас будто бы сняли шапки-невидимки.

Продолжение следует...