Ветреная сказка
Жила-была Маня. Жила она на диване, а была она подушкой. Когда-то раньше, день примерно назад, она была самой обыкновенной тихой подушкой. Но вдруг характер у Мани резко испортился, и поэт Егор Брум-Бурум, который тоже жил на этом диване, никак не мог понять: почему и что же теперь делать.
Маня стала сворачиваться клубочком и приходилось ее долго разворачивать, чтобы устроить голову в специальную ямку. Ночью подушка начинала посвистывать носом, а если этого было мало, чтобы разбудить поэта, то и похрапывать. Когда же поэту все же удавалось уснуть, то подушка показывала ему такие ужасные сны, что Брум-Бурум в страхе соскакивал с дивана и носился по комнате.
- Василий! - звал Егор Брум-Бурум своего кота. - Ты только посмотри, что это с ней? Спать-то невозможно! Сейчас вот приснилось, что у меня вместо головы - подушка.
Василий приходил из кухни, обнюхивал Маню, но мышами она не пахла.
- Наверное, сотрясение перьев в голове, - предполагал кот, - с ней серьезно поговорить надо. С применением выбивалки.
Добрый и грустный Брум-Бурум до утра успокаивал Маню, читал ей свои и чужие стихи, тихонько спел "Спят усталые подушки", пытался поговорить по душам. Но то ли у подушек нет души, то ли Маня просто не хотела разговаривать по вредности нового характера, а только она забилась в угол дивана и свернулась калачиком, отчего поэт так и не выспался. И у него тоже начало портиться настроение. И днем он срифмовал "подушку" с "хохотушкой", "ватрушкой" и "финтифлюшкой". Поэтому стихи получились такие, на которые только пародии приятно писать.
- Ни одной гениальной строчки! - Егор так расстроился, что не налил Василию рыбного бульона. А когда налил, обидевшийся Василий пить его не стал, а запросил деревенской сметаны.
- Настроение противное, - бормотал Брум-Бурум, бегая за Василием с чашкой рыбного бульона, - в голове полный беспорядок, мысли такие - никудышные.
- А у меня, думаешь, кудышные, - поддержал кот, - мне вот начало думаться, что вся жизнь зря прошла: бульон да бульон, ни одной мыши собственнолапно пойманной.
"Думаете, мне легче, - страдала Маня, почесывая углом то место, где у подушек могли бы быть глаза, - все время на диване, никаких путешествий и новых впечатлений. Давно уже пора проветриться". К сожалению, вслух она этого сказать не могла, потому что на том месте, где у подушек мог бы быть рот - была заплатка.
- Нам всем пора отправляться к доктору, - наконец взял себя в руки Брум-Бурум, запихал Маню в рюкзак, посадил Василия на плечо и зашагал в поликлинику.
К врачу была очень длинная очередь, потому что у него самого болело ухо и он плохо слышал, на что жалуются больные. И выписывал им не те лекарства, которые надо. От этого больные болели еще сильнее и опять приходили к доктору. Как вы думаете, хорошее ли у доктора после всего этого было настроение?
- Что у вас?! - закричал он на Егора Брум-Бурум.
- У меня подушка, - ответил поэт.
- Ходят тут со свинюшками, зоопарк какой-то. Ехали бы в деревню, лето ведь на дворе! - сердился доктор, но увидев, как Егор и Василий напугались, грустно добавил, - а у меня ухо болит.
- Что там у вас? - спросил его поэт.
- Не знаю. Я музыкально-литературную программу слушал, а оно как заболит, - и доктор показал поэту распухшее ухо.
Егор повернул его к свету и изумился:
- Ого! У вас там такое безобразие! У вас там кровь-любовь, красотка-погодка, и еще десятка два самых скучных рифм. Но это не я сочинил, честное слово!
- А еще там трамваи гудят, - добавил, прислушавшись к уху, Василий.
- Засорение! - определил доктор и выбежал из кабинета. - Немедленно проветриваться!
- Врач убегает! - закричали больные и бросились следом.
- А кто же нас спасет? - мяукнул Василий и побежал за больными. А за ним и поэт с рюкзаком.
А доктор бежал, бежал через весь город, и через пригород, и прибежал к речке. И все за ним прибежали. И встали на берегу реки, на самом ветру. Стоят и проветриваются. А ветер их старательно проветривает: уши продувает, нос, глаза, рот и волосы взъерошивает. Из ушей у доктора выдул все ненужное, а вдул шум речной воды и шелест деревьев. Выдувает ветер из поэта плохое настроение, из Василия плохое настроение, из подушки плохое настроение, из всех. А оставляет - хорошее.
Жила-была Маня. Жила она на диване, а была она подушкой. Когда-то раньше, день примерно назад, она была самой обыкновенной тихой подушкой. Но вдруг характер у Мани резко испортился, и поэт Егор Брум-Бурум, который тоже жил на этом диване, никак не мог понять: почему и что же теперь делать.
Маня стала сворачиваться клубочком и приходилось ее долго разворачивать, чтобы устроить голову в специальную ямку. Ночью подушка начинала посвистывать носом, а если этого было мало, чтобы разбудить поэта, то и похрапывать. Когда же поэту все же удавалось уснуть, то подушка показывала ему такие ужасные сны, что Брум-Бурум в страхе соскакивал с дивана и носился по комнате.
- Василий! - звал Егор Брум-Бурум своего кота. - Ты только посмотри, что это с ней? Спать-то невозможно! Сейчас вот приснилось, что у меня вместо головы - подушка.
Василий приходил из кухни, обнюхивал Маню, но мышами она не пахла.
- Наверное, сотрясение перьев в голове, - предполагал кот, - с ней серьезно поговорить надо. С применением выбивалки.
Добрый и грустный Брум-Бурум до утра успокаивал Маню, читал ей свои и чужие стихи, тихонько спел "Спят усталые подушки", пытался поговорить по душам. Но то ли у подушек нет души, то ли Маня просто не хотела разговаривать по вредности нового характера, а только она забилась в угол дивана и свернулась калачиком, отчего поэт так и не выспался. И у него тоже начало портиться настроение. И днем он срифмовал "подушку" с "хохотушкой", "ватрушкой" и "финтифлюшкой". Поэтому стихи получились такие, на которые только пародии приятно писать.
- Ни одной гениальной строчки! - Егор так расстроился, что не налил Василию рыбного бульона. А когда налил, обидевшийся Василий пить его не стал, а запросил деревенской сметаны.
- Настроение противное, - бормотал Брум-Бурум, бегая за Василием с чашкой рыбного бульона, - в голове полный беспорядок, мысли такие - никудышные.
- А у меня, думаешь, кудышные, - поддержал кот, - мне вот начало думаться, что вся жизнь зря прошла: бульон да бульон, ни одной мыши собственнолапно пойманной.
"Думаете, мне легче, - страдала Маня, почесывая углом то место, где у подушек могли бы быть глаза, - все время на диване, никаких путешествий и новых впечатлений. Давно уже пора проветриться". К сожалению, вслух она этого сказать не могла, потому что на том месте, где у подушек мог бы быть рот - была заплатка.
- Нам всем пора отправляться к доктору, - наконец взял себя в руки Брум-Бурум, запихал Маню в рюкзак, посадил Василия на плечо и зашагал в поликлинику.
К врачу была очень длинная очередь, потому что у него самого болело ухо и он плохо слышал, на что жалуются больные. И выписывал им не те лекарства, которые надо. От этого больные болели еще сильнее и опять приходили к доктору. Как вы думаете, хорошее ли у доктора после всего этого было настроение?
- Что у вас?! - закричал он на Егора Брум-Бурум.
- У меня подушка, - ответил поэт.
- Ходят тут со свинюшками, зоопарк какой-то. Ехали бы в деревню, лето ведь на дворе! - сердился доктор, но увидев, как Егор и Василий напугались, грустно добавил, - а у меня ухо болит.
- Что там у вас? - спросил его поэт.
- Не знаю. Я музыкально-литературную программу слушал, а оно как заболит, - и доктор показал поэту распухшее ухо.
Егор повернул его к свету и изумился:
- Ого! У вас там такое безобразие! У вас там кровь-любовь, красотка-погодка, и еще десятка два самых скучных рифм. Но это не я сочинил, честное слово!
- А еще там трамваи гудят, - добавил, прислушавшись к уху, Василий.
- Засорение! - определил доктор и выбежал из кабинета. - Немедленно проветриваться!
- Врач убегает! - закричали больные и бросились следом.
- А кто же нас спасет? - мяукнул Василий и побежал за больными. А за ним и поэт с рюкзаком.
А доктор бежал, бежал через весь город, и через пригород, и прибежал к речке. И все за ним прибежали. И встали на берегу реки, на самом ветру. Стоят и проветриваются. А ветер их старательно проветривает: уши продувает, нос, глаза, рот и волосы взъерошивает. Из ушей у доктора выдул все ненужное, а вдул шум речной воды и шелест деревьев. Выдувает ветер из поэта плохое настроение, из Василия плохое настроение, из подушки плохое настроение, из всех. А оставляет - хорошее.
Комментариев нет:
Отправить комментарий